Ожерелье печалей

Ожерелье печалей Она приходит ко мне на границе яви и снов, когда часы на площади отбивают полночь. Ее хмурый пес садится в дверях, тревожно озираясь по сторонам и вдыхая спертый воздух моего запущенного жилища. Вместе с ними приходит вечность. Она проходит к окну, закуривает трубку и долго смотрит пустыми глазами в ночь. От нее веет мглой и пепелищем, звёздной прохладой и пылью тысяч дорог. Я не знаю ее имени и уже не помню, кто она такая, и если однажды она не придет, вряд ли буду сильно расстроен. Сегодня она задаёт мне всего один вопрос. Вопрос, из-за которого мне хочется провалиться в сон и никогда не встречаться с ней снова. - Долго ты будешь бежать от себя? Усмехнувшись, она оборачивается и смотрит мне прямо в глаза. От взгляда ее по телу бегут мурашки. Я чувствую, как сквозь дыру в моей груди, которую я так старательно затыкал перед сном разноцветными лоскутами из новостных сводок, вновь начинает сквозить ветер. Кажется, что все во мне замерзает и покрывается тонкой коркой льда. Даже моя душа, в существовании которой я всегда сомневался. Даже мои мысли. Я натягиваю одеяло до самого подбородка, но мне это совершенно не помогает. - Этот холод не снаружи. Он внутри. Она улыбается той странной улыбкой, которая никогда не предвещает спокойствия, и подходит к моей кровати. Наклонившись, погружает пальцы в дыру, которая кажется мне сквозной, и достает прямоугольный предмет. Затем протягивает его мне и, убедившись, что я достаточно крепко держу эту странную реликвию, снова отходит к окну. Шкатулка. Простая деревянная шкатулка с изображением семикрылой птицы. Что бы это ни значило, а мне нравится этот рисунок. Я сажусь на кровати, чтобы получше рассмотреть свою новую игрушку и глажу по очереди все семь крыльев этого загадочного существа. - Открой ее, - командует она, перебирая кольца на пальцах, и я тут же открываю защелку, торопясь выполнить приказ. Семикрылая птица издает резкий крик и улетает в форточку. Шкатулка падает вниз и многоцветные бусины с лёгким шелестом раскатываются по полу во всех направлениях. Я хочу побежать за ними, но не могу сдвинуться с места, как это часто бывает во снах. Я боюсь, что она накажет меня за мою оплошность, но бусины вдруг сами начинают возвращаться обратно, повинуясь некой странной магнетической силе. - Собери из них ожерелье, - говорит она мне. - Разноцветное ожерелье своих печалей. Лишь когда я погружаю руки в глубины этой сокровищницы, я начинаю понимать, что она имеет в виду. Холодные, скользкие бусины, как будто бы покрытые слизью сожалений - олицетворение всего того, что я стараюсь скрыть даже от самого себя. Мои самые болезненные мысли. Самые глупые провалы. Самые мрачные воспоминания. Вот бусина - окаменелый мох, сувенир с позапрошлой работы. Другая, похожая на высушенное сердце крысы - напоминание о неудавшейся любовной интрижке. Бусина - подбитый глаз, сожаление о той мерзостной ночи в баре, когда я пытался снять себе девчонку. Полная шкатулка уродливых, выкрашенных детской краской бусин, воплощающих все самые тяжёлые мои кошмары. Самые тошнотворные ошибки, память о которых до сих пор разъедает меня изнутри, словно соляная кислота. Все, с чем я не могу расстаться. Беззубые призраки прошлого встают перед моими глазами, словно живые. Сходят со страниц воспоминаний. Тянут ко мне худые, бледные пальцы, и кривят в улыбках огромные рты. Я вспоминаю каждого из них, вспоминаю все, что меня с ними связывало, и это заставляет меня содрогнуться. Комната постепенно заполняется ими - страданиями и страдальцами, которых я предпочел бы и дальше держать в темницах разума. Они жаждут внимания, жаждут мести, жаждут возможности отыграться, но, не имея ни тела, ни сознания, не могут причинить мне хоть сколько-нибудь ощутимого вреда. - Самый большой вред - это боль, которую ты носишь в себе. Невысказанное, невыплаканное и незабытое. Ты настолько переполнен позапрошлыми печалями, что в тебе совсем не осталось места для новых впечатлений. Для новых попыток. Для жизни. В ее глазах читается сочувствие, хотя голос ее по-прежнему холоден и резок, словно удар клинка. - Собери ожерелье из разочарований и отдай его мне - в память о сегодняшнем вечере. Собери и освободи себя. Твоя дыра не затянется, пока ты носишь в себе это кладбище серых лиц. Я не уверен, что хочу их отпускать. Не уверен, что они хотят уходить, но не могу не подчиниться этому голосу. Взяв запыленную леску осознания, я нанизываю на нее первые уродливые бусины из шкатулки памяти. Бусины боли. Бусины сожалений. Бусины всего того, что не хотелось бы признавать. Вплетаю ракушки обыденности в ожерелье своих печалей и разделяю неровные ряды зубами глубоководных рыб. Я нанизываю раз... Многолетняя боль первой отправляется на леску вместе с лицами женщин, нанесших мне все эти раны. Любовницы, не знавшие ничего о любви, злятся и трясут кулаками, - впрочем, как и всегда. Именно это и роднило нас друг с другом - желание запечатлеть себя на стене памяти другого живого существа (столь же несчастного, надо заметить, сколь и ты сам), чтобы спастись от неминуемой гибели и забвения. Без лишних слов я указываю им на дверь, очищая белоснежные стены дворца памяти от следов прошлогодних ошибок. Мне жаль, что я не могу сохранить их навечно, как обещал, но, может быть, если порвутся наши невидимые цепи, то и они тоже получат шанс на крошечную долю счастья? Я нанизываю два... Я называл их друзьями и братьями - этих призраков с горящими ненавистью глазами и сердцами, наполненными стальной злобой. Этих несчастных, что точили свои ножи о мои хрупкие позвонки и лишь тогда могли находить радость в существовании. Я был предан им настолько, что пока они били меня ногами и рвали на части, думал лишь о том, как бы побыстрее умереть и доставить им ещё большее удовольствие. Я знаю, что был ничтожен и слаб, но ведь только братство, казалось мне тогда, способно защитить от порывов колючего ветра времени... Я всегда был один, в толпе и вне ее, и лишь сейчас, выметая из глубин своего естества смутные образы тех, кем пытался заткнуть свое одиночество, осознаю это в полной мере. Я не уверен, что всего этого больше не повторится. Что я не буду очарован, как прежде, кем-то из тех, кто придет ко мне совсем не ради тепла, но я должен вновь научиться верить. Я нанизываю три... Расписываюсь в собственном бессилии и неспособности противостоять единым порывам тех, кто не мыслит себя в отделенности. Я всегда слыл сумасшедшим среди обречённых на вечную серость, но, может быть, слыть безумцем - не так уж и плохо? Разве мог я сыграть свою музыку тем, кто не был способен ее услышать? Разве был я виноват в том, что они ничего не смыслили в гаммах? Однако это не мешало им заклеймить меня недостойным и навсегда изгнать из своего общества. Безумец. Псих. Не от мира сего. Я слышал это так часто, что со временем выбросил из своей жизни любые попытки оставаться самим собой. Я так и не научился шагать в ногу с толпой, но зато защитил себя от боли, навсегда закрыв двери своего дворца для посторонних. Да, я похоронил себя заживо, но разве музыка моя не достойна ещё одной попытки? Моя гостья все также стоит у окна и курит в ночную тишь. Проходят часы, прежде чем я заканчиваю работу и протягиваю ей результат своих стараний. Уродливые, разноцветные бусины на тонких, путающихся лесках. Я бы счёл себя неудачником, но ведь она сама попросила меня об этом? В предрассветной мгле она надевает на себя ожерелье и, улыбаясь, молча выходит вникуда. Сквозь дыру в моей груди, освещенные солнцем нового рассвета, пробиваются первые маки надежды и я проваливаюсь в сон, окрылённый возможностью заново научиться мечтать. Пусть я вновь разобьюсь о камни неизбежного, пусть призраки прошлого будут караулить меня за каждым углом, пусть ноги мои будут подгибаться при каждом новом шаге, но я буду идти, буду бежать вперед, сколько хватит сил, и строить новую реальность на руинах прежних попыток. Семикрылая птица улыбается мне с небес и я знаю, что все ещё только начинается. #следуй_за_штормом #вершители_шторма #майя_эберт